Процесс распада. Часть вторая. Лето, которое наступило невовремя

[interni-get]

Автор: DeikO Artist, я же отныне cosinus alpha
Фэндом: Интерны
Персонажи/пары: (для этой часи) Быков/Кисегач, парочка незначительных ОЖП и ОМП
Рейинг: R
Жанр: romance, приквел к сериалу (для этой части), fluff (для этой части)
Размер: задумывается как миди (макси)
Предупреждение: ООС (в этой части больше), возможные неточности по отношению к сюжету, ярко выраженное сексуальное влечение
Дисклеймер: не моё, выгоды не извлекаю
От автора: есть мысль написать одну общую историю отношений Быкова и Кисегач, но каждую часть можно читать как отдельную историю. с удовольствием принимаю критику

Встретить лето с Настей и Быковым

Первую неделю после памятного дня Настя проходила с дрожащими руками. Мысль о том, что она занималась сексом без защиты, не давала ей покоя, грызла её изнутри. Чуть ли не каждые полчаса ей казалось, что она чувствует какое-то движение в своём животе, и она практически убедила себя и свой организм, что залетела от Быкова. Кисегач сходила с ума от безысходности ситуации, а здоровый двадцатилетний организм втихую радовался.
И, когда Настя уже чуть ли не решилась рассказать обо всём будущему папаше, ей в голову наконец-то пришла мысль сделала тест. Он показал одну полосу.
Кисегач была так рада, что даже расплакалась отчего-то. На следующий же день движения в животе прекратились, её больше не тошнило.
Наступил период, когда Настя смогла мысленно вернуться к тому дню, когда она, как ей казалось, потеряла не только девственность, но и все свои мозги. Всё это время она так отчаянно избегала Быкова, что он даже как-то сбавил напор от неожиданности.
То тут, то там девушка слышала упоминания о том, что Андрей к какой-то Зойке из тридцать пятой лазил в окно, некой Анечке из сорок первой подарил цветы, а наутро, как обычно смылся, и тому подобные сплетни.
Дело шло к последней сессии, и такие нервные переживания отнюдь не делали Насте чести, как будущему врачу. Её успеваемость несколько снизилась, благо, не сильно, потому как многие учителя ставили ей «отлично» чисто по инерции. Каждый день Кисегач давала себе обещание взяться за ум и вызубрить весь пропущенный мимо ушей материал, но сегодня превращалось в завтра, завтра в послезавтра.
На экзаменах она умудрилась получить целых две четвёрки и неизвестно откуда выскочившую тройку.
Через день Настя со слезами на глазах распечатала первую в её жизни гневную телеграмму от родителей, которые и слышать не хотели об отметках ниже самой высокой.
Кисегач понимала, что вся её повседневность превратилась в неопределённый сумбур, что она рискует вот так просто испортить себе всю жизнь. Но женщина внутри неё уже была неосторожно разбужена Быковым, и отличница-Настя ничего не могла с этим поделать.
Всего за какие-то пару недель она превратилась во взрослого человека, из гардероба исчезли ещё школьные вещи, косички были забыты.
Быков молчал.
Настя начала пользоваться косметикой, никогда не появлялась без макияжа, источала тонкий аромат духов, стучала изящными каблучками, отказываясь признаться даже самой себе, что пытается кому-то нравиться.
Быков молчал. За него говорил весь институт: все эти Ани, Веры, Люси, Инны, Маши. И среди них – ни одной Насти, ни одной тёмноволосой, хрупкой, умной девочки.
Быков молчал, но его поступки сказали Кисегач уже всё, что было нужно.
Зайдя как-то вечером в свою комнату, она обнаружила на столе немаленькую бутылку виски и обычный гранёный стакан, каких было сотни на всё общежитие. Судя по бутылке, напиток стоил недёшево, и Насте стало до ужаса интересно, что же за добрый человек прислал ей этот гостинец.
- Вообще-то я не пью, - сама себе сказала Кисегач, плеснув виски в стакан. – Но надо же когда-нибудь начинать.
Как только она глотнула обжигающего напитка и закашлялась от неожиданности, позади неё скрипнули дверцы шкафа, и на свет выбрался не кто иной как Быков собственной персоной.
- Склонность «когда-нибудь начинать» - первый признак зарождающегося алкоголизма, ты знаешь об этом, мышка? - спросил Андрей, подходя к столу и аккуратно забирая у Насти из рук стакан. – К тому же ты совсем не умеешь пить. Дай-ка я тебя научу.
И с этими словами он налил чуть ли не полстакана янтарной жидкости и одним махом выпил всё. Он резко втянул воздух, закашлялся и мерзко захихикал.
-Быков! – крикнула опомнившаяся Настя. – Ты что, с ума сошёл? Какого ты здесь делаешь?
- Я здесь старосту спаиваю, - гордо ответил он, плеснув ещё виски. – Пей!
Кисегач робко обхватила пальчиками стекло и резко сделала большой глоток. Горло обожгло, но по телу тут же разлилось непонятное тепло, и ей сразу же захотелось выпить ещё.
Полчала спустя, Настя, уже порядочно пьяная, сидела на коленях у Быкова и что-то ему втолковывала.
- Вот где ты был, я тебя спрашиваю, а?
- Где я был? – елейным голоском прошептал Андрей, почти касаясь губ девушки своими.
- Ты у Вики был, у Маши, у Ани, у Лены…
- Да…да…да, - с грустью признал он.
- Тебе на меня совсем наплевать?
- Да…, - протянул Андрей.
- Быков! – вскинулась Настя, пытаясь слезь с тёплых колен.
- То есть, нет, но причём тут это? – недоумённо спросил он? – Я мужик, самец, полигамность у меня в крови!
- Дрянь ты, - презрительно бросила Настя, но поцеловать себя позволила, равно как и расстегнуть юбку, задрать кофту и уложить в кровать.
Второй раз настолько же отличался от первого, насколько перелом ноги отличается от порока сердца – одно только общее – болезнь. У неё всё плыло перед глазами, она не видела, куда целует Быкова. Она не понимала, что гладит, не знала, где заканчивается её тело и начинается его. Она не заметила, ни куда пропало её белье, ни когда сам Андрей остался без одежды.
Только когда он мягко, но настойчиво вошёл в неё, она почувствовала, что он проник не только в её тело, но и в её сердце. Быков целовал обнажённую грудь девушки, а Насте казалось – саму душу. Андрей почти жёстко вбивал её во влажные от пота простыни, а она забыла, что существует другой мир, что существует что-то ещё, кроме жара его рук, восхитительного чувства целостности и уютного дискомфорта от маленьких складочках на постельном белье.
Первый раз в жизни она смогла испытать оргазм, и тогда она так сжала Быкова в объятиях, что он неясно прошептал:
- Раздавишь, мышка, - куда-то в шею, а на широкой Быковской спине остались красные продольные царапины с выступившей кровью.
Они не были настолько пьяны, чтобы сразу заснуть, поэтому Настя взяла с прикроватной тумбочки пачку хороших сигарет, и они с Андреем закурили. Её лёгкие наполнились едким дымом, и говорить расхотелось совсем. Нужно было бить его, кричать, что это в последний раз, упрекать за то, что он снова воспользовался её слабостью, но она только, аккуратно ступив босыми ногами на холодный пол, подошла к столу, выдвинула ящик и достала перекись водорода и зелёнку.
- Замёрзнешь же, - надтреснутым голосом бросил Быков, последний раз затягиваясь и бросая сигарету в импровизированную пепельницу. Настя пожала плечами и вернулась в кровать. Как ни странно, на этот раз она ни капли не стеснялась ни собственной наготы, ни того положения, в котором они оба оказались.
Кисегач аккуратно обработала царапины на спине Быкова, тот пару раз что-то пробурчал, подёргивая плечами, когда зелёнка начинала щипать и улёгся на постель животом вниз, ожидая, пока лекарство чуть подсохнет, чтобы не запачкать бельё.
- Извини, - запоздало сказала Настя.
- За что? – хмыкнул Быков, поворачивая к ней голову. Настя неопределённо пожала плечами. – Дура. Ложись.
Кисегач недоверчиво посмотрела на любовника, но послушалась – опустилась на подушку, закутавшись в одеяло. Через пару минут, удостоверившись, что зелёнка больше не пачкается, Быков забрался к ней в тёплый уютный кокон и крепко обхватил её за плечи.
- Ты не хочешь пойти к себе? – недовольно спросила Настя.
- Не хочу, - своим обычным тоном ответил Быков. – Я ещё сомневался, но после такого заманчивого приглашения я, несомненно, останусь.
- Пошёл вон, гад ползучий, - вяло отмахнувшись от горячих рук, прошипела Кисегач.
- Мы с тобой, змейка моя подколодная, два сапога пара, так что никуда я не уйду.
Настю, наконец, начало клонить в сон, но она пересилила себя и спросила:
- Ты же терпеть не можешь просыпаться со своими любовницами.
Быков ничего не ответил. Он, видимо, уже спал или просто очень хорошо притворялся.
На следующее утро они дружно проспали на целый час, и вскочили с постели за сорок минут до отправления Настиного поезда – на летние каникулы она уезжала к родителям.
До вокзала добираться нужно было двадцать-двадцать пять минут, а все вещи, кроме тех, которые понадобились утром, благо, были собраны. Пока Настя заканчивала последние приготовления, Андрей, к её величайшему удивлению, не убежал подальше от утра с любовницей, а с выражением вселенского спокойствия на лице приготовил им бутерброды с сыром и колбасой, а так же завернул несколько штук в фольгу, наполнил чаем термос и уложил всё это к Насте в сумку.
В то утро они почти не разговаривали, только перебрасывались короткими фразами, они на ходу пожевали бутерброды, Быков задал пару вопросов о вокзале и времени отправления, Кисегач поблагодарила его за помощь в сборах, и они быстренько покинули комнату. Настя сдала ключ вахтёрше, и уже собиралась идти на остановку в полной уверенности, что Андрей уже в своей комнате, когда он будто вырос из-под земли, забрал её сумку, они вышли на улицу и сели в уже подъехавшее такси. Заплатить Быков не дал, до самого поезда сумку не отдавал, и даже сам загрузил её на специальную полку над сидениями.
Они вышли на перрон, и Кисегач никак не могла придумать, с чего начать слова прощания. «Спасибо», «до сентября», «было приятно тебя увидеть» застряли в горле, когда Быков набросился на неё с поцелуями, отчаянно прижимая к себе. Настя сначала опешила, а потом поддалась, стала отчаянно отвечать, скользя руками по спине и удовлетворённо слушая едва различимые стоны, когда её пальцы задевали царапины под рубашкой.
Они целовались так неистово, будто это был их последний поцелуй в жизни, не обратили внимания на какую-то бабульку, крикнувшую им: «Развратники! Что за молодежь пошла?!»
Разорвать объятия они смогли, только когда по всему поезду захлопали двери, и толстая медлительная проводница из их вагона спросила:
- Вы едете?
Настя легко вскочила в вагон, всё ещё держа Андрея за руку, поезд тронулся, и тут она наконец осознала, что он запрыгнул в тамбур с ней.
- Быков, ты с ума сошёл? – воскликнула она, пребывая в полнейшем недоумении.
- Сошёл, Настя, - прошептал он, прижимая её к стенке вагона. – Как только тебя увидел – сразу сошёл!
- Дурак!
- Я так понимаю, у вас, молодой человек, билета нет? – вклинилась в и разговор проводница?
- Нет, - спокойно ответил Быков, глядя ей прямо в глаза. Проводница подёрнула плечами, отвела взгляд и буркнула.
- На следующей чтобы сошёл, любовничек, - и вышла из тамбура.
Настя посмотрела на Быкова с восхищением, а через секунду бросилась ему на шею, и они снова принялись обнимать, гладить, целовать друг друга.
Это был первый из двух раз за всю жизнь, когда Настя видела Андрея таким – слепым, ничего не замечающим вокруг, отгородившимся от реального мира и растворившимся в ней. До следующей станции ехать было не больше пятнадцати минут, но Кисегач казалась, что за них она получила долю поцелуев, превзошедшие все предыдущие вместе взятые.
- Так мало времени, - шептал Андрей, зарываясь носом в её волосы. – Если бы та не была такой недотрогой…
- Если бы ты не был таким кобелём, - парировала Настя.
- Давай не будем сейчас ругаться. Не будем, не будем, не будем…оох… - последний поцелуй оказался самым острым, самым головокружительным, и тут поезд остановился.
Вышла недовольная проводница, будто нарочно задев Андрея плечом, и открыла дверь.
- Стоим одну минуту, - скрипучим голосом проговорила она. Настя быстро чмокнула Быкова в губы ещё раз и решительно вытолкнула его из вагона. Зашло несколько пассажиров. Двери закрылись.
Настя бросилась к открытому окну в вагоне, Быков стоял прямо около него.
- Как же ты обратно? – спросила она, высовывая руку – её тут же обхватили горячие пальцы Андрея.
- Следующий поезд через полчаса, - пожал плечами он.
- И охота тебе было… - смущённо начала Настя.
- Я бы и целый день подождал за эти пятнадцать минут – самые короткие и самые лучшие в моей жизни.
- Дурак!
Поезд тронулся. Сначала медленно, а потом всё набирая и набирая скорость. Кисегач стояла, прижавшись носом к нагревшемуся от её дыхания стеклу.
Быков немного побежал за поездом, а потом отстал. Вскоре и здание вокзала скрылось из виду.
Настя прошла к своему месту и, сев, уставилась на появляющиеся пейзажи за окном.
Это лето обещало быть самым долгим в её жизни.